так как к Симону я особой любви не питаю, то и в клуб вступать , вроде, не подобает, на порожке посижу с Маре. Но в моём журнале написала про гамбургскую постановку...кому интересно, конечно....

Постольку поскольку у меня нет, как у Матильды, своего журнала, пишу сюда. Просто, как я когда-то это делал с "Набукками", стенограмма впечатлений от (пиратской) записи премьеры "Симона" из Гамбурга от 20 октября с. г.

Simon Boccanegra.............Franz Grundheber
Jacopo Fiesco................Tigran Martirossian
Paolo Albiani................Jan Buchwald
Pietro.......................Tim Mirfin
Amelia Grimaldi..............Elena Prokina
Gabriele Adorno..............Miroslav Dvorsky
Un Capitano dei Balesteri....Jun-Sang Han
Ancella di Amelia............Ann-Beth Solvang

Conductor: Simone Young
Staatsoper Hamburg 20.10.2006

Пролог.Первое впечатление – оркестр хотя и звучит собранно и компактно, все же настолько мощен, что, кажется поначалу, глушит певцов. Может быть, неудачно сидит пират с микрофоном?
Пришел Грундхебер. Первая реплика –  ун ампле-е-е-ссо!! – взлетел и тут же подавился! Обидно.
Вообще слышно, что дирижер «несет» певцов, владеет ими и диктует им. Акценты, завихрения – умно и хорошо продумано. У Паоло суховатый и староватый, но хорошо сфокусированный голос  и дикция! Вообще пока он звучит прилично.
Фиеско пришел… Мощное вступление. Сразу оркестрово в другой плоскости сделанное. В вокальном речитативе мне не хватает как раз этой мощи, что есть в оркестровом импульсе, но мне ее вообще часто не хватает. Я просто так специфически слышу – мне нужно, чтобы тут декламировали и впадали в исступление, а Мартиросян здесь вокализирует. В общем, достойно проскрипел, но без особых откровений, и всю арию. Занудновато и скучновато. Кстати, фактура и динамика в оркестре обещала больше. Если бы он просто слушался того, что там происходит, думаю, было бы интереснее.
Нет, покамест Грундхебер декламирует, а не поет. Посмотрим, что дальше будет. Дуэт: хотя у него голос вроде и летит, он все время боится, что у него не достанет силы, и форсирует, причем с самого начала – скандирует, и очень слышно, что же дальше будет? Одна надежда – распоется. Мартиросян – хорошо, хотя внизу ему трудновато, и подгуживает. Гудит, то есть.
Дель мар суль лидо! Ну а пиано тут никак нельзя было добавить? Ну зачем же так скандировать! Все же получается на одном динамическом оттенке!! «Мо-о-о-орта!!» Из-за этого не слышно отчаяния, потому что все на одном оттенке. Кстати, слышно Грундхебера хорошо, мог бы и попианить, и пошептать… Мартиросян рядом с ним – отстраненный эстет, а Грундхебер действительно плебей, причем грубоватый. Вау, его действительно слышно куда лучше баса, на авансцене, что ли, стоит?
У баритона окраска голоса – такая, какую я люблю, светлый тембр, не столько масштаб, сколько сфокусированность. Но при этом он уже лишен опоры. Те клипы, что я слышал год назад, были куда мясистее и ярче. Здесь он уже почти тенором звучит и квакает:-( Все время квакает…
Ну, сейчас «Паоло, уна томба!» Как это будет? О, кстати, хорошо! Но Паоло взревел: «Ун троно!» пожалуй, даже, еще убедительнее.
Боже, какой тут грохот в оркестре засандалила Янг! Гром и молния! Между прочим, трудно это – не перевалиться ни в оперетту/канкан, ни в дурновкусие… Тут просто грохот. Мало кто умеет это делать. Это умеет, кстати, делать умный крылатый Марио Росси.

Первый акт.
Море. Вступление. Ничего так, фактура, и вообще. Только грубо. Тише хочется. Чтобы совсем как паутинка серебрилось. Ну вот что там, спрашивается, загудели виолончели с валторнами? Думают, это они трубный глас, что ли? Так, сопрано вступила.
Вступлено очень хорошо, точно и красиво, как точно попавший в цель пернатый декоративный дротик. Так, ну и что там оркестр заерзал? Прокину плохо слышно, в глубине сцены она. Весь рельеф оркестра отчетлив, а она там где-то вдалеке. «Ла нотте альтра, крудель…». Ух ты, звучно так! В оркестре каша какая… Как будто тараканы шуршат, размером с кошку.
Арфа и тенор. Резво как! Прямо греческий марафонец с лирой в руках! Так, что это за стареющий юноша пришел? Ишь, Прокина на него набросилась, негодует, переживает. Убедительно так переживает. С кулачками ему: «Ту, и Андреа, и Лоренцино!» – а он сразу подхныкивать. Подкаблучник. «Ри-и-ипара и туои пенсье-ери…» Хорошо повешено! Нежненько так. Хи! Он пытается за ней повторять: «Ри-и-ипара и туои пеньсери», как послушный щенок, а выходит так коряво и тяжеловесно, аж трогательно. Недотянул тенор верхнюю ноточку-то в дуэте.
В оркестре рокот такой – дож щас придет. О, вихрь, здорово! Дуэт – ум-ца-ум-ца-хрясь! Хорошее крещендо! Ну зачем же так грузить в оркестре-то? Если сейчас делать такое грузилово, что на последний акт останется?
Пришел Мартиросян, и, старательно кругля ноты, изображает пожилого аристократа в конспиративных обстоятельствах. Красивый голос. Но слишком уж искусственный, и все на «оу» да «оэ». Хоть бы «а» или «е» где попалось. Энергии не хватает мне у баса – в линии, в легато, в атаке. Ой, что-то совсем они с тенором киселем растеклись. Тенор совершенно не умеет петь в ансамбле, голосит себе что-то такое свое, честно выученное, даже не подстраивается.
Свита идет, фанфары. А вот Грундхебер вступил, и сразу слышно, что у него голос лысый, но собранный. «Фавелла иль доже ад Амелия Гримальди?» – «Кози номата соно». Так, ну а щас почему сопрано плохо слышно-то?! Это надо гордо отвечать, а не смиренно! Баритон рельефно фразирует, но куда он опять заквакал? Вот ведь, стоит только похвалить, как сразу плохо. Вообще какой-то скорее престарелый Порфирий Петрович, чем дож. О, у Елены голос полетел! Вот летит-то он хорошо, а мяса ему явно не хватает. А так бы его хотелось в «Нон соно уна Гримальди!»
«Орфанелла иль тетто умиле» – это очень хорошо. Проникновенно так! Только медленновато. Ну что ж такое, неужели «Ин Пиза, ту!» никто не может нормально спеть! Так, все уже про лирику поняли, теперь хочется динамики, ну давайте уже! Нетушки, мы будем грузить: « Се-е ла спеме, о чель клементе…», как старичок на лавочке. Вы вообще мечетесь между надеждой и отчаяньем всей своей жизни или задумываетесь, идти или не идти сегодня к проктологу? Елена, ну не поддавайтесь же ему! Ну видите же, Янг же здесь упруго-нежно все разделала в оркестре, как семгу, по косточкам, под вас обоих! Ну подстегните же его!!!!
Так, хорошо, задумались, ударились в воспоминания…. Уф, ожили, слава богу. Между прочим, в оркестре все правда хорошо и деликатно. Но вообще все равно вяло. О, Симона проснулась, как стегнула баритона кнутиком, так он сразу задетонировал и засуетился. Не, ну конец дуэта ничего так…  Интересно, как будет «фи-и-илья»? Ай-й-й-й-й… Трудно это… О, там хвостик этот Пьеро-Паоло есть. Ну пусть споют. Хе… Манная крупа. Все рассыпалось в разные стороны. Ну ладно.
Сенат. Да, эффектное вступление Прямо маленький оркестровый шедевр, как будто волны о гранит бьются. И посреди этого всего стоит такой старичок-добрячок морщинистый, как яблочко печеное, и пытается государственные дела улаживать. Да полно, тот ли это баритон, которым я восхищался в том же «Симоне» год назад? Отдельными  нотами разве. Так, завертелось-закрутилось. Повисла пауза. Хорошо повисла. Впрочем, она всегда хорошо повисает. Ну? «Экко ле плеби!» Не получилось. Сожрал баритон окончание фразы, а плеби вот хорошо ворвались!
Тенор звучит адекватно, только глуховато. Сопрано: «Ах доже, сальва, сальва Адорно ту». Совершенно замогильным голосом. Хорошо! Только тихо. Так, вообще сопрано когда-нибудь будет слышно или она так вечно и будет прятаться? О! Ну наконец-то! Но все равно мало!!!
Плебе, патрици, пополо. Опять же это мало кто умеет петь. Все перебарщивают в ярости. Любопытный этот Грундхебер. Вроде жидкий светлый голос, ничего особенного, а вот звучит, и как отчетливо звучит! Акцент его, правда, мешает. О, наконец-то я слышу полнозвучное сопрано! Во-о-от, и даже ярко звучащее в ансамбле и взмывающее над всеми!! Хорошо сделан ансамбль. А трель!!!!!!!!! Во, даже в зале, наконец, проснулись и захлопали.
Щас Симон будет Паоло проклинать. Наверно опять будет темнить и зловещничать. Ну да… Вон, давится на «дритто пополар» и «нелла туа феде». Интересно, а что там за ноты написаны? Странно, до малой октавы. Вообще тут многие давятся. Наверно, просто регистр неудобный. Ничего себе, в словаре Гроува написан диапазон баритона: ля первой – фа большой. То есть низ как у Кончака должен быть, а верх – как у Сильвери… Ну так, в общем… Скорее формально спето. Не цепляет. Даже несмотря на фактурный оркестр. Может быть, там на сцене что-то необыкновенное в этот момент было…

Второй акт
Ничего себе, хорошо сделан у Паоло первый эпизод! Даже просто неожиданно. Хорошо препираются. Ну, что там Габриэле нам покажет? В оркестре просто буря. Такое ощущение, что ни один из солистов не дотягивает до дирижерского масштаба. Причем я не могу сказать, что Янг как-то особенно грохочет, или громыхает, или грубо звучит, или плевать хотела на солистов. У нее все именно мощно, но вполне корректно. Может быть, все зажаты, первый спектакль все-таки. Так хочется, чтобы просто «плыли по течению» (в реальности так не бывает, конечно, но иногда так кажется, что все  – и дирижер, и оркестр, и певцы – спаяны, как ветер, небо и дерево, и это дивно… Но редко…)
Тенор спел арию. Лучше бы не пел. Собственно, как будто и не пел. Так, что-то такое… Да просто фальшиво! Трудная все-таки эта партия. Сопрано убеждает, убеждает. Хорошая, правильная, просто хорошистка в белом школьном фартучке. И он сразу притих, кудлатую головушку повесил и пьету запросил. Как мне масштаба у Прокиной не хватает! Главное, слышно же, что может! Голос просто летит и льется. Ах, как я люблю этот маленький дуэтик «Нелл ора стесса…».
Пришел дож. Все-таки живопись в оркестре – это хорошо. Но также все-таки Грундхебер какой-то корявоватый. Акцент, может, виноват… Так, сопрано распелась к середине спектакля. Звучит красиво! Вот что значит возлюбленного защищать:-))) Во, и рельефность во фразировке какая! Убедительно!
Сейчас страшная сцена. Я ее всегда боюсь. Так мало народу ее хорошо поет и играет – эту скрытую зловещесть, эту смертельную усталость… Нет… У баритона это точно не получилось. У него опять жалобы чиновника на жизнь: «Да что ж такое, вот вечно мне возись с этими заговорщиками…» В оркестре – да. Какой иногда получается невероятный акустический эффект, когда певческий голос растворяется в оркестровой фактуре, как бы вплавляется в нее – просто захватывающе… Эх…Но не здесь… Хорошо у Янг эти пиццикато у басов, как падающие капли-секунды, отсчитывающие отмеренное.  Ну пиано же здесь надо петь! Пиано!! И parlante!!!! Да не на публику же!! Тише… тише…. Хватит уже трубить, уже все давно поняли, что у баритона громкий голос…  Ну хорошо. Ладно. Уснул. Уверенно так уснул, чтобы уж понятно было всем, в том числе и Габриэле. А то еще выйдет из-за кулис раньше времени.
Трио! Ну зажатый тенор. Инертно немного тут, где «Дамми ла морте». Вообще это всегда грустно, когда тенор не сам по себе, а эдакий бледный ксерокс с Корелли (который, кстати, этого так никогда и не спел). Ух ты! Вот это вступление у сопрано!!! («Мадре, ке даль эмпирио»). Как раз то, о чем я мечтал, когда говорил про «как бы» плыть по течению оркестра! Между прочим, Грундхебер правда очень четко звучит. Только неприятно. У Прокиной голос летит над оркестром. К этим крыльям бы еще и саму птицу…

Третий акт
Без перерыва что ли? Кстати, это очень хорошо. Я всегда восхищался этой цапающей рифмовкой всех актов, когда финальный акт начинается последней темой второго, а тот – последней темой  первого, мне всегда чудились в этом какие-то колючие ветви, которые цепляются друг за друга, сплетаясь и образуя страшноватую сеть заколдованного мира. Ах, как скандированно здесь проведено это вступление.
Не, ей-богу, Янг мне положительно нравится! Тяжелый шаг каторжника. Хрясь, хрясь… Да и Паоло хорошо тут выглядит. А Мартиросян по-прежнему изображает Чезаре Сьепи со златой цепью на груди.
Пауза. Не могу я слушать этот валторновый проигрыш с перекличками и далеким тенором и этими ползучими хроматизмами у струнных. У меня тут завихрение в мозгу сразу, сразу ночь, соленый ветер, бьющий в витражные окна так, что дребезжат свинцовые переплеты, терраса, корабли, разноцветные фонарики вдали… И тяжелая, муторная мгла, обволакивающая Симона, у которого нет сил вдохнуть даже одно перышко этого ветра, даже дотянуться до свинца оконной решетки…  Мне сразу душно и срочно хочется хлебнуть кислороду.
Все, Грундхебер для меня окончательно теперь добротный, крепкий ремесленник. Нельзя так петь такие вещи, если ты художник. Хоть бы опять же дирижера послушал бы, ведь все там есть, только сделать!!! Нет, по-моему он просто устал уже. Он просто это озвучивает, причем топорно, даже без легато. Так, пришел свеженький отдохнувший за второй акт Фиеско, как ужас, летящий на крыльях ночи, и начал на хлипковатых низах объяснять Симону, в каком состоянии сохранности его пурпурная мантия.
Хотя вообще-то бас тут хорош. Правда хорош. «Коме фантазма» можно, конечно, и пострашнее… Темп отличный!
А вот теперь, на «Пьянго, перке ми парла», я хочу посмотреть на сцену. Слишком много я всякого и видел, и слышал, и воображал в этом месте. Уже не могу этого слышать. Самое цепляющее – эта простая мизансцена в постановке Джанкарло дель Монако, воспроизводящая хрестоматийную композицию ренессансной Пьеты, от которой я чуть не разбил кулаком экран, на котором мне это показали.
«Гран дио, ли бенедичи». Тут надо пиано опять же! Да щас… А вот по поводу сопрано: на месте дирижера или там коуча я бы заставлял Прокину перед спектаклем пропеть всю партию целиком в голос, как, говорят, это всегда делала Коссотто. Нет, ну ведь как звучит! Но почему лишь в конце спектакля… Кстати, офигенный темп, совершенно сумасшедший, не в том смысле, что быстрый, а в том, что захватывающий, агония настоящая, ах! Вообще финальный ансамбль потрясающе разделан.
Вывод: запись как драгоценный документ хранить не стоит, как документ любопытный – может быть, стоит послушать. Полосато, прихотливо и вполне похоже на то пестротканое нечто, что сейчас, по-видимому, царит вообще в оперных театрах.

Отредактировано Sydney (2006-10-23 08:48:01)

Немедленно в нетленку!

пойду слушать после такого отчета

Когда я читаю Сиднини отчеты, я понимаю, как надо бы слушать. Их надо бы (мне, во всяком случае) использовать как учебник по слушанию. Например, я не умею так слышать оркестр. У меня просто слов нет, чтобы выразить свое восхищение. А где этого "Симона" взять? В смысле, он в осле или на шаре есть? Хочу послушать с комментариями.

Отредактировано Naty (2006-10-23 15:00:16)

Кактус, так я тоже после этого всего полез лечиться любимым "Симоном", но нам с вами хорошо, у нас они, любимые, есть, а вот что Кролику делать, ему еще ждать по меньшей мере года два-три.

Отредактировано Sydney (2006-10-23 19:26:10)

Всё уже подробно описано, что надо было описать (из вокальной части), но всё же добавлю немножко своего, кое в чём разойдусь с Сиднеем.
Я уже отошёл от улёта и могу добавить пару рациональных мыслей-комментариев (самому жутко от этих слов становится) к Сиднеевым заметкам.

Предварительно скажу, что общий тонус спектакля был не на наивысшем уровне, но всё ещё достаточно высоким.
Янг хвалят решительно все, кто её слышал (кроме Кролика). Она делает Музыку на высочайшем уровне!
Что касается оркестра, то он в Гамбурге большой и мощный. Думаю, в яме сидело человек 80 или около того (приду домой, посмотрю в программке - в Гамбурге каждого участника конкретного спектакля называют поимённо, включая артистов хора, оркестра и миманса). Иногда этот оркестр звучит чересчур мощно даже там, где он по идее этого не должен делать (на пример, в Лортцинге).
Вполне возможно, что пират сидел слишком близко к яме. Идеальное (в смысле баланса ямы и сцены) звучание в Гамбурге только начиная где-то с 10-ого ряда партера, где он начинает круто повышаться.

Сразу говорю, что я "Симона Бокканегру" люблю, но мой слушательский стаж с Сиднеевым стажем (особенно по количеству разных вариантов одной оперы) тягаться не может, поэтому я слышу гораздо меньше.
Мартиросяну, увы, для Фиеско не хватает голоса, тембра и вообще авторитета. Молодой и зелёный ещё. В Россини слушается неплохо...
Томлинсон в Фиеско был куда лучше, несмотря на разбитую верхнюю октаву диапазона...
Паоло (Ян Бухвальд) - лирический баритон, причём ещё не самый старый... в целом убедительно.
Грохот в конце пролога был, причём обалденнный. Кажется, они добавили ещё посторонний источник шума "для остроты"... Симону от всего этого гвалта тошно, он безуспешно прикрывает уши ладонями.
Мне кажется, что Грундхебер на этом спектакле был не в идеальной вокальной форме (имел место лёгкий спад ближе к концу), но при этом он был очень убедителен как актёр. И вокально и сценически у него была как общая линия, так и нюансы. Его Бокканегра - сильный мужчина, но в то же время сломленный, если бы он не был дожем, то, скорее всего, покончил бы с собой. Что касается акцента, то это, на мой слух, скорее некая общая немецкость произношения (прежде всего в гласных), нежели акцент в обычном понимании.
Дворский в этом спектакле был конкретно не в голосе и еле допел до конца спектакля. В феврале этого не было. Что-то не попадался мне до сих пор тенор, звучащий ненапряжённо в партии Адорно... вообще очень взрослый Габриэле, матёрый мужик, не то, что бы безмозглый (не интеллектуал, в смысле), но чересчур жёсткий, лирики не хватает. Внешне пресловутая матёрость подчёркивается.
У Прокиной в течение спектакля наблюдался подъём. Выходная ария могла прозвучать лучше, если бы она не сидела за столом в глубине сцены... от трели на последнем "паче" в квинтете я, как и весь зал, пришёл в ступор (в положительном смысле), верхние дошники в квартете тоже звучали превосходно. Гудения я не услышал, мягкий светлый тембр на протяжении всего диапазона. Вообще вторая октава звучнее, полётнее, но и первая тоже звучит неплохо, если её не перекрывают орущие теноры... очень пластична. 004
В кончертато солисты конкретно стояли у рампы и большей частью просто пели в публику, была, правда (не помню, в каком точно месте) мизансцена, в которой Паоло стоит в таком мертвенно-фонарном освещении, прижавшись к стене справа ближе к авансцене, а все остальные выстроились диагональю от ближнего левого угла до дальнего правого. У Паоло в этот момент всё было написано на лице... момент проклятия сам по себе ничем необычным не отличался, только совсем под занавес народ начал расходиться, идучи к расположенным в глубине сцены дверям лицами к публике, а Паоло оставался один. Главные "необычности" были сосредоточены в сценах без хора. Я не все запомнил, но особенно мне понравились сцены с Марией Фиеско в прологе и в самом конце, где Симон наконец-то соединяется с ней, впечатляет также и картина воображаемой семейной идиллии (Симон, Мария, Якопо, Амелия и Габриэле, сидящих на белых старинных стульях с подлокотниками за белым столом) под музыку вступления к арии Амелии. Единственный реальный персонаж в этой живой картине - сама Амелия. Всё освещено каким-то фантастическим светом. Позади - картина лодки в море во время шторма. Особенность картины в том, что она может просвечиваться и открывать вид на нереальный, перекошенный экстерьер дворца Фиеско...
Очень впечатлил камень (груз лет, возраста, внутренняя подавленность Симона, "форца дель дестино"...) в последней картине.

Пока нет Матильды, даю ссылочку.

Кроличе, тут в очередной раз проявляется разница между живым спектаклем в театре и консервами. Кроме того, у меня на этот спектакль накладывается спектакль в феврале, когда колоссальную эмоциональную напряжённость я чувствовал в зале...

тетки вообще не умеют дирижировать

Брешешь!
Конкретно Янг дирижировать умеет, причём классно!

я тоже за Янг заступаюсь!
Но вообще тетки за дирижерским пультом это конечно экзотика... А Дударова сама говорила: "У меня в оркестре только один мужик - я!"

Пока что... 009