Кактус! Корелли в книжке о Басти высказывается очень много, хорошо и тепло. И как певца его превозносит. Да, они не были очень близкими друзьями, но отношения поддерживали дружеские.
Вот, читайте, кто хочет:
Корелли писал: «Мои воспоминания об артистической деятельности Этторе Бастианини обширны и прежде всего связаны с нашими совместными выступлениями в "Ла Скала". Думаю, что по крайней мере в 90 случаях из 100 я имел его своим партнером, когда пел в Милане в "Трубадуре", в "Андре Шенье", в "Эрнани" (мой дебют) и, наконец, в таких редких постановках, как "Геракл", "Пират", "Полиевкт", "Битва при Леньяно". Разумеется, мы встречались также на сценах других городов и даже частей света, так что могу сказать, что исполнял с ним все оперы моего репертуара, в которых была значительная партия для баритона.
Несомненно, Бастианини – один из лучших баритонов, которых выдвинуло наше поколение вокалистов, особенно если говорить о партиях, требующих широкого голосового диапазона, кантабильности и элегантности певческого стиля. Это был исключительный голос благородного, аристократического звучания, где звук направлялся в "маску", что напоминало манеру такого величайшего баритона, каким являлся Титта Руффо. Использование "маски", какого он добился, давало его голосу особую полетность, яркость и подчеркнуто индивидуальный характер. Качества голоса Бастианини – лучшие, какие только можно пожелать. Это был голос, который обволакивал вас, теплый, бархатистый, звучавший во всеоружии отменной певческой техники. Его вокальные пассажи, например, казавшиеся порой несколько торопливыми, на деле превосходно контролировались им – он затем мощно разворачивал ноту или восхитительно филировал её.
Не подлежит сомнению, что это был настоящий вердиевский голос – по округлости, насыщенности звучания, чему помогала врожденная музыкальность. Великолепно пел он Жермона в "Травиате", исполняя арию "Di Provenza il mar e il suol" с красивейшим легато. Это был изумительный граф ди Луна в "Трубадуре", где он поражал меня не столько своими блестящими верхами, сколько звучанием в ряде фраз в нижнем регистре – столь глубоким, плотным, насыщенным, что можно было только диву даваться, как богаты его вокальные возможности. Помню также, как слушал его в "Бал-маскараде" по радио в трансляции, организованной по случаю открытия сезона Римской оперы. Его Ренато звучал так роскошно, что по завершении спектакля я бросился на почту, чтобы отправить ему телеграмму с горячими поздравлениями и выражениями восторга.
Но и вне рамок вердиевского репертуара его прирожденное изящество певческого стиля раскрывалось порой неотразимым образом – скажем, в операх Г. Доницетти, где так важна певучесть, кантабильность исполнения, да и богатая амплитуда звучания. Здесь вспоминается его замечательный Север в "Полиевкте", которым мы открывали сезон 1960 / 61 гг. в "Ла Скала". Его невероятно интенсивная профессиональная деятельность была возможна лишь благодаря исключительной вокальной выносливости и завидной физической форме. Помню, например, когда мы выступали в Вероне, то в первые годы моей карьеры, останавливаясь в одной гостинице, засиживались порой за беседой до 3 – 4 часов утра, после чего он садился за руль своего "Порша" и мчался в Зальцбург. Приезжал, спал всего несколько часов, а вечером пел в опере. Ему случалось выступать в пяти спектаклях за неделю!
