Еще раз послушала "Травиату" с Тебальди и Поджи. Не знаю - плакать или хохотать. Завтра напишу.

"Травиата": http://www.operaclass.com/catalogo/disco.a...dCat=oc&idioma=

Отзыв (недобрый):

Нужно предисловие, без предисловия нельзя.

Живет в г. Париже  одна семья. Средняя, без приставки «де». Буржуазия. Но тянется в социальные верхи. Папа – на нем всё держится. Мама где-то на ретросцене. Дочь на выданье – ищется подходящая партия среди тех, у кого приставка «де» есть. Сын – пристроен в армию, в штаб полка. Серьезный красивый юноша. Любит рассматривать себя в зеркале. Из увлечений – карьера, парады, карты и огнестрельное оружие. Позволяет себе иногда походы к актрисам, но всегда в компании. С актрисами говорит о полковнике и лошадях.
Далее (приходится домыслить, но если не сделать какого-нибудь ЭТАКОГО допущения, то ничего нельзя объяснить), случается примерно следующее. Товарищи по полку решают подшутить над несколько нарциссическим юношей и покупают ему некое снадобье у доктора Дулькамары. Оный доктор, оконфузившись в «Элизире» (еще немного – и разоблачили бы) по-настоящему проапгрейдил любовный напиток и решает его испытать (тут можно постараться найти раннюю версию, в которой у Дулькамары есть кабалетта с повтором и есть балет парижских цветочниц).
Далее, сцена перед походом к дамам. Офицеры заходят за Альфредом и предлагают ему дулькамарова «бургунского». Пьют, уходят.

Собственно начало действия. Альфред сотоварищи приезжают в Виолетте. Виолеттой оказывается девушка между 18 и 48 годами с ужимками сестры милосердия. Альфред  знакомится с ней, и что-то его как сразу и неожиданно для него самого начинает странно плющить. С одной стороны все время тянет посмотреть на себя в зеркало, с другой – при попытке заговорить о лошадях изо рта лезут слова, которых он сроду не знал - про чувства, которые сроду не испытывал. Зачем-то с удивлением для себя набивается на произнесение тоста, затем по собственной инициативе вообще остается с мадемуазель наедине. Виолетта делает глазами «на нос – в угол – на предмет», очень ненатурально хихикает - на все свои 18 лет и вульгарно похохатывает - на 48. Альфреда это страшно тяготит, он пытается уйти, но с ужасом понимает, что уйти не может: рот открывается сам собой и он бодрым голосом начинает городить какую-то чушь про счастливый день и год воздыханий. Виолетта же, будучи дамой в перманентных поисках не супруга так постоянного «положительного мужчины», понимает, что ей привалило неожиданное счастье и включает на всю мощь свой механизм обольщения - да так, что Жермону временно удается отделаться от наваждения. Он пытается куртуазно проститься,  обещая снова заглянуть на огонек и более всего страшась услышать в ответ, что типа можно вообще не уходить. Узнав, что придти можно завтра, радостно восклицает «Завтра, о небо, до завтра еще жить да жить!» и убегает. Виолетта этого не замечает вообще. Она – в грезах наяву о домике в деревне и статусе офицерской жены - прощается с каменными джунглями большого города, где никому ни до кого нет дела.

Затем в данной интерпретации «Травиаты» происходит несколько неожиданный поворот сюжета: то ли элизир продолжает действовать,  то ли юноша оказывается прагматичным (жизнь в деревне – все же лучше, чем в казарме) или безвольным, - но он принимает ухаживания Виолетты. В общем, следующую картину, не поняв генезиса их взаимоотношений, мы наблюдаем уже в деревне. Виолетта там цветет и изображает респектабельную даму,  представляясь соседям как m-me Germont, Альфред в мыслях - на маневрах или за обеденным столом (см. мемуары его папы Альдо о чрезмерной любви сына к кухне). В формировании семейного бюджета не участвует. Правда, когда выясняет, что они много тратят, громко поет стретту про позор, но как-то при этом сам себе не отдает отчет, в чем позор – в том ли, что они живут за счет трудовых накоплений гражданской супруги, или в том, что кредиторы могут все описать. Поэтому стретту поет в сильном раздражении.

И тут наконец семейство Жермонов находит для дочери искомого жениха. Грядет свадьба. И, в общем-то ну, свадьба, ну и что? У него нет денег, у нее нет титула, однако папу зазудело быть святее папы римского. Посему – вия все порочные связи всех членов семьи (себя сюда не относит). Он закладывает карету и едет в деревню. Короче,  как и предыдущий папа, этот тоже не знает, кого встретит, но речь готова. Реплики другого участника диалога могут меняться, ответы – нет.
Приходит, в общем. Дверь открывает девушка лет 18 – 48-ми. Папа слегка обалдевает, но виду не подает и, не меняя притовленного тона, начинает атаку, не забывая при этом поглядывать на  движимое имущество. Виолетта, которая очень бы не хотела встречаться с Жермоном-старшим, сразу понимает, что она побеждена, а папа, щадя даму со всей своей унтер-офицерской деликатностью, позволяет ей сочинить плаксивую историю о самопожертвовании и удаляется.

Проходит какое-то время. Виолетта, которой обязательно надо быть «при ком-нибудь», устраивает свою жизнь с бароном. Жизнь ей нравится, хотя она и без того особого романтизма высокой пробы, что в будущем будет увековечен в романах Даниэллы Стилз и Татьяны Устиновой. Как-то барон решает вывести ее в полусвет, где им обоим сразу же катастрофически не везет – они встречают Альфреда Жермона. Жермон в гостях у Флоры занят тем, что делать умеет профессионально – выигрывает деньги в карты. Барон и Виолетта страшно смущены и напряжены: он пытается организовать ссору, она ломает руки. Альфред, почти собравший королевский покер, некоторое время не обращает на них особого внимания, что-то машинально им отвечает, переговариваясь с партнерами по игре, пошучивая над своими неудачными любовными похождениям и в то же время внимательно следя за раздачей карт. Наконец барон все же выводит его из себя и он раздраженно спрашивает: «Чего Вы хотите, месье? Стреляться? Если да, то я к Вашим услугам, но позже. А сейчас позвольте мне доиграть». Виолетта - в смятенных чувствах. С одной стороны вот она романтика – за столом с зеленым сукном, с другой – вот оно – надежное будущее в черном фраке. И она рискует потерять либо одно, либо другое и неизвестно, что хуже. И, будучи сентиментальной девушкой 18-48-ми лет, решает, что любовь жальче. Забыв, что она бывшая офицерская почти жена, начинает заламывать руки до хруста в суставах, пытается вызвать через Флору Альфреда на разговор, что ей удается, во время очередного тасования колоды. Альфред какое-то время не понимает, откуда у Виолетты этот страх за него, если он со ста шагов попадает в подброшенную монету. Виолетта же, в военном искусстве совершенно неискушенная,  начинает что-то плести про барона, - и тут молодой человек просто взрывается! За столом началась игра с большими ставками – без него (!), а он должен выслушивать слезливые речи о бароне?! В состоянии аффекта он совершает абсолютно несвойственный ему поступок – швыряет в Виолетту деньги, призвав всех в свидетели. Призывает громко – по-военному, со всей мощью исключительно свободной эмиссии конкретно этого Альфреда. Так, что его слышит папа, находящийся в соседнем помещении, о чем Альфред не подозревает. Папа выходит и произносит филиппику о том, что в хорошем обществе, к которому теперь принадлежит его семья, выходить из себя из-за женщины – ну, и да – оскорблять ее – позор. Альфред так поражен, увидев отца в столь малоподобающем ему месте, что начинает оправдываться, под укоряющий хор гостей Флоры, при виде старшего Жермона как-то сразу и вдруг ставших моралистами.

В общем, Виолетта от всех этих переживаний заболевает, причем сильно. Худеет, бледнеет, ждет результатов поединка. Наконец получает письмо о том, что Жермон ранил барона, т.к. после папиного внушения стрелял не на поражение. Она плачет очень жалобно, вспоминает прошлое, искренне печалась о том, что ничего-то у нее в жизни не вышло. Но посреди рыданий прибегает Аннина, сообщая, что пожаловали Жермоны, причем оба. Виолетта очень обрадована и надеется увидеть нового Альфреда, но Альфред – все тот же. Узнав у Гренвиля, что девушка вряд ли долго проживет, он понимает, что существуют некие правила этикета, которые соблюдаются при общении с умирающими. Вот их он старательно соблюдает. Однако Виолетта этого не замечает. Она поет все дуэты, тремоло в агонии и умирает от Большого Женского Щастья.

Отредактировано Naty (2006-10-22 06:45:57)

Я бы сказала, что у Тебальди не все Виолетты такие, есть неплохие очень. Но она, по-моему, в некоторых партиях записываться в студии просто не умела. Слушала тут ее студийный рецитал, в котором она довольно кошмарно спела две арии Амелии из "Бала", причем хуже, конечно, ма даль аридо стело дивульса, а лучше - морро, ма прима ин грациа (там про материнство и детство). Ей все-таки сцена нужна была, публика. Ну, имхо.

Отредактировано Naty (2006-10-22 06:43:38)