Моцарт. Волшебная флейта
БТ. 9.10.2005.
Тамино - Марат Галиахметов
Первая Дама - Оксана Ломова
Вторая Дама - Екатерина Головлева
Третья Дама - Ирина Долженко
Папагено - Флориан Беш
Царица Ночи - Карина Сербина
Моностатос - Леонид Виленский
Памина - Ольга Ионова
Оратор - Сергей Москальков
Зарастро - Валерий Гильманов
Папагена - Анна Аглатова
Первый стражник - Александр Захаров
Второй стражник - Петр Мигунов
Дирижер-постановщик - Стюарт Бэдфорд
Режиссер-постановщик - Грэм Вик
Художник-постановщик - Пол Браун
Сто лет (как пишут) «Флейту» не ставили в Большом. А народ даже и не соскучился (за сто-то лет!). На третьем премьерном показе было полно свободных мест.
Ну, в общем-то, постановка была такая, что любителям традиционностей вряд ли бы понравилась. Но Грэм Вик сделал очень хитрый маневр. В своих интервью по поводу постановки (http://inauka.ru/culture/article57428.html?ynd или http://pr.bolshoi.net/pressa/fleita/vik_ved061005.htm, к примеру) он все время акцентировал одну и ту же мысль, которая, если ее свести «в точку», получается не очень лестной для зрителей: «Публика – дура, потому что она полагает, что знает, как надо ставить оперу, и если видит что-то, противоречащее ее представлениям, то негодует. Но это ее вина и ее беда». Хорошая такая точка зрения. «Если вам не понравилось – это ваши проблемы».
Но дело в том, что «Волшебную флейту» с ее абсолютно дурацким сюжетом, напоминающим все сказки сразу и в то же время не повторяющим ни одну, с разговорными диалогами, допускающими любые гэги, очень сложно испортить режиссерскими «находками». Это вещь, изначально задуманная как повод подурачиться (пусть читатели Чичерина и защитники высокого искусства сожрут авторов сей рецензии, но так оно и есть, а там - жрите на здоровье). Поэтому она с постановочной точки зрения может выдержать все что угодно – переносы в любое время действия, любые костюмы, любую внешность любого исполнителя и т.п. Она требует только здравого смысла (чувства меры) и юмора.
И, в общем, и то, и другое (т.е. здравый смысл и чувство меры). было в наличии. Действие, конечно, было перенесено в ХХ век - к моменту падения берлинской стены. Впрочем, это не столько берлинская, сколько такая виртуальная стена, которую должны преодолевать влюбленные, жаждущие соединиться. Ну они периодически и ныряли за эту стену, в двери, где был нарисован восклицательный знак, а потом вылезали обратно из дверей и пели: «Ура, мы прошли испытание!». Хотел бы я (Сидни) видеть, а как, интересно, эти «испытания» огнем и водой и прочую дребеднь поставил жаждущий правды жизни К. С. Станиславский?
Ну вот, а в конце оперы народец, населяющий сцену, начинал возводить из кирпичиков новую стеночку для новых влюбленных (старую-то совсем уже распотрошили). Вольные каменщики, ву компрене?
В начале оперы стену пробивал, как нетрудно догадаться, Тамино. Тамино пел Галиахметов. Голос у него ну совсем не для Тамино: тембр уж очень противный. Типичный характерный тенор. Зато все остальное вполне на уровне: и стильно, и с пониманием, и как-то так органично в целом. Не говоря уже о том, что если бы пробивали стену и выламывались на авансцену в одних трусах (про подробности постановки можно почитать тут: http://pr.bolshoi.net/pressa/fleita/gazeta0710.htm) Пастер или (не дай бог!) Майсурадзе, оба с классически теноровыми габаритами, то… Короче, к концу первого акта Галиахметов даже частично примирил с собою авторов рецензии, явив, по крайней мере, мастеровитость и пресловутое чувство меры, которое иной раз дороже жемчуга и злата.
Три дамы олицетворяли собой ходячую пошлость, масскульт и кич. Они представали то тремя милиционершами в казенной серой форме, то клонами Мерилин Монро, то "медсестрами" из элитного дома свиданий, то… Ну, в общем можно долго продолжать. В общем, всем тем, что должно быть отвратительно такому романтичному юноше, как Тамино. Пели, может быть, и неплохо (каждая в отдельности), но погано (все вместе), потому что кто в лес - кто по дрова. По поводу милиционерш возникает вопрос К МАРЕ: в первой сцене они, выцокивая каблучками из стенного пролома, сделанного Тамино, обрисовывают мелом его лежащую фигуру. Но разве это не делают только с трупами? Как гэг – может быть и забавно, но вызывает ненужные вопросы.
Памина представала не то куколкой Барби, не то Олимпией, вся в розовом, «розовая героиня». Зато как хорошо пела Ионова! Это просто какой-то алмаз неграненый. Скрывалась раньше она где-то в пучинах камерно-ораториального жанра и театра "Новая опера". Завсегдатаи театра "Новая опера" (я туда не хожу (Маркиза) – Я тоже (Сидни)), расскажите, кто что про нее знает? Ну, кроме того, что в буклете написано. Просто жаждем ваших отзывов об ее других работах. Голос у нее немаленький, очень чистый, яркий, красивый, с серебристым звучанием. Все пела проникновенно. И в то же время просто. Молодца, короче.
Теперь о грустном. О Карине Сербиной. Это что-то такое, что может соревноваться вот с этими дамами (Миддлтон и проч.), записи которых на форуме периодически выкладывают в серии "Занимательная фигня". Потому что это… нечто такое… эдакое…Тем не менее ей аплодировали, а на поклонах даже овации устроили. Ну а что? Она - миленькая такая. Жалкая очень в своих "звездных" потугах. Может быть, в этом была какая-то сермяжная правда и глубокая режиссерская находка? Через бездарное пение Сербиной показать жалкость и внутреннюю пустоту этой так называемой царицы? Гм…
Когда на сцену вышел Гильманов (Зарастро) во фраке и пропел свои первые фразы, у меня (это Маркиза) появилось жуткое ощущение, что он сейчас перейдет на русский и продолжит свое выступление словами: "Ах, вот вы где! Вот вас-то мне и надо! Вы съесть изволили мою морковь" (надеюсь, сей бессмертный мультфильм всем знаком). Тем более, что его на коленях ждала Памина. В общем, у меня началась тихая истерика, потому что Гильманов являл собой какую-то карикатуру. Вот представьте себе Максима Дормидонтовича Михайлова, но не настоящего Максима Дормидонтовича Михайлова, а расхожее о нем представление, которое вдруг вышло на сцену и почему-то на немецком языке начало петь Зарастру с интонациями Мельника из "Русалки» или Варлаама из «Бориса Годунова". Когда он увещевал Памину, я (Маркиза) так и ждала, что он вставит - "Вот то-то все вы, девки молодые…". Но как-то обошлось.
(Сидни, снобистски нахмурив брови, добавляет, что это было спето абсолютно белым звуком и что он такое слышал у протодьяконов в городе Владимире. Может быть, эта реплика поможет вообразить читателям качество пения Гильманова).
Теперь о самом хорошем. А самым хорошим был дирижер Стюарт Бэдфорд. Это не дирижер, а просто праздник какой-то. Все, чего можно было добиться от оркестра БТ - он добился, даже не узнать его было (оркестр). Так все нежно красиво, стиль, стремительно. А какие "правильные" темпы! А какое вступление к хоралу! Вот что хорошо - то хорошо. А как он наслаждался музыкой, как облизывал каждую ноточку! Я (Маркиза) на него смотрела больше, чем на сцену. Он удовольствие получал, он музицировал!
Ради одного этого можно было идти.
Действительно, видно, что человек любит, умеет и понимает то, что он делает. И талантлив при этом. «Оркестр под управлением Стюарта Бэдфорда звучит глухо и тускло», - написал в газете «Кульутра» Ярослав Седов, привыкший, видно, к торжествующему слоновьему громыханию медного духовенства БТ. Наверно, мы отвыкли от этой деликатности (без кавычек!), синонима уважения к слушателю, и оркестровая красота (все чаще понимаемая как уровень децибелов и лохматость инструментов, играющих «примерно» вместе - что создает иллюзию объема, т.к. звуков при этом раздается в три раза больше, чем нужно), здесь была явлена в чистом виде: собранно, компактно, чутко, умно. Словом, чудо.
В общем, впечатление такое получилось, что слушать и глядеть это было скорее приятно. Тем более, что в качестве Папагено был приглашен баритон из Австрии Флориан Беш, который не то чтобы звезды с неба хватал, но очень, очень славный профессионал с приятным голосом и манерами очередного клона Фишера-Дискау, умеющий вести себя на сцене (чего так не хватает многим «нашим») и хороший партнер.
Между прочим, тут есть повод заметить, что голос голосом, а еще существует куча вещей, которые вроде бы относятся к элементарным профессиональным требованиям вокалистов, поющих оперные спектакли, но которые, кажется, артистам БТ неведомы. Например, иногда следует смотреть на дирижера (как же бедный Бэдфорд внимал всем на сцене и как ловил плюющих на него солистов!), слушать партнеров, и т.п. Было просто видно, где дирижер-постановщик работал с солистами больше (в больших ансамблях), а где меньше (ессьно, в ариях, отданных на откуп талантам солистов).
Что еще? Три мальчика были мальчиками, слава богу, а не тетеньками. Мальчики трогательные, донельзя фальшивые, ездящие на желтеньких пластмассовых утятах. Постановку и без нас описали другие рецензенты. Очень правильно писавшие про черный юмор и, может быть, помнящие, откуда берутся тени. Да, конечно, Моцарт – «светлый, солнечный» композитор. Его оперы, наверное, нельзя ставить так, как это делает Вик, заведомо презирающий публику, которая считает себя высшей инстанцией. Впрочем, «вот тень от моей шпаги. Бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?»
Отредактировано Sydney (2005-10-12 03:01:34)
