Я тоже посмотрел этот спектакль. Постановка, конечно, так себе, но, в общем, особого негодования она у меня не вызвала, обычный (уже задолбавший, конечно) минимализм, «Люблю я этот сад укромный и тенистый, в нем так уютно!» - говорит Ленский, широким жестом обводя голую сцену, где одиноко затеряны стол и пара хлипких стульев, а на заднем плане стройным рядом действительно колосятся заготовки для веников (иначе не скажешь, браво, Крол!). В начале предпоследней картины во время полонеза нам сначала пляшут какую-то пантомиму (балетная дева в кокошнике и с рукавами-фонариками и парень в белых казацко-украинских шароварах и выводок каких-то непонятных мимов. Мне показалось, что излагается «краткое содержание предыдущих серий», а может и нет, я как-то не вглядывался). А потом уже собственно бал, среди зеленых блестящих драпировок. Ну да бог с ним, с Виком. Куда хуже были те, кто делал костюмы и грим. Ну ладно, Ленский в костюме и сапогах для верховой езды и с висящими вдоль физиономии нечесанными патлами («кудри черные до плеч», хе-хе) или дворня в униформе кормилиц с картин Боровиковского и Венецианова (какие кормилицы, спрашивается, в доме, где в детях - две барышни на выданье?), но бедная Татьяна, пишущая письмо в спальне с железной казенной кроватью, взятой явно из сцены в казарме из оперы «Пиковая дама» и одетая в толстенную мешковину, напоминающую пальто. А-а-а-а! Онегин со слоем коричневого грима в два пальца толщиной и с завитой щипцами шевелюрой с «рогами», отчего голова у него становится как у крошки Цахеса, особенно когда он на нее нахлобучивает цилиндр (а он это периодически делает при разговорах с Татьяной - то наденет, то снимет). Лицо же Ленского же в сцене дуэли СИНЕГО цвета («романтическая бледность», что ли?). Это при том, что всех исполнителей главных партий природа не обделила тем, что называется «внешними данными» – да все они на самом деле просто красивы! Только изуродованы ужасно бездарными гримером и костюмером. Спасибо, Онегина и Татьяну выручает сценический талант и артистизм.
Прокина изумительна! Я влюблен. И дело не только в красивом вокале с прекрасным пиано, удивительной чистоте интонации и просто прелестном, обаятельном голосе. До этого все Татьяны, которых я помню в спектаклях и концертах, как-то слились у меня в одну постную героиню в белом, с косой до пояса, вялой пластикой, кислым выражением лица в первых картинах и напряженно-плаксивой гримасой в финале. Естественно, я пристрастен. И я не видел альтернатив такому образу, потому что не слышал их в музыке - разве что придет какой-нибудь гениальный режиссер и что-нибудь придумает (вот, между прочим, Маркиза Аттаванти видела «Евгения Онегина» Конвичного, рассказывает про него захватывающе, надо ее попросить написать). В общем, не могу сказать, что в спектакле Вика было что-то новое в этом смысле - коса, белизна (правда, сомнительная) наряда и постность имели место быть. А что, что было сверх этого - я уверен, заслуга Прокиной. В первых картинах у нее получилась не «голубая героиня» или экзальтированная барышня, а интровертная чудачка. Хотя на самом деле это общее место, что Татьяна живет в «придуманном» мире, начитавшись книжек, и Онегина придумала себе тоже, как и начитавшийся книжек Дон Кихот придумал себе Дульсинею, но у Прокиной это получилось так убедительно и здорово, что и давно застрявший в памяти текст  либретто вдруг зазвучал свежо - все эти «искуситель роковой» (ага, Онегин ее прям сразу начал искушать), и то, как она «обомлела, запылала» - действительно! - как только произнесли его имя, и «была ты… ВЛЮБЛЕНА… тогда?» с традиционным придыханием, но при этом как бы прислушиваясь к себе («Влюблена или нет? Это ОНО, то самое чувство?»). И все это - с любопытствующей полуулыбкой и взглядом «в себя» человека, избирательно фильтрующего в окружающем мире только то, что резонирует его чувствам, с покорностью житейским будням, угловатостью необласканного подростка, грустной привычкой к вечным подтруниваниям сестрицы, - это все и видно, и слышно так, как ни у кого. А потом…

Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей...
Все тихо, просто было в ней.

Ага, «тихо, просто, без ужимок», а попробуйте так в опере! Я уже  ПИСАЛ про то, как редко в опере бывает, чтобы «психологизм» и театральная условность были в дружелюбном равновесии, а тут это равновесие найдено просто идеально.
Драбович-Онегин был ничуть не хуже. Правда, в «сменит не раз младая дева мечтами легкие мечты» наверх не полез. Жалко. Помимо всего прочего мне очень понравилось, как у них с Прокиной голоса сочетались. Что-то в них есть общее - при том, что, в общем, это не очень мощные голоса (я и сопрано, и баритона живьем слышал), но собранные, ровные, и у обоих редкая вокальная культура, элегантность и… я бы сказал, аккуратность, точность, когда выверена и сто раз продумана каждая ноточка. Между прочим, за слово «аккуратность» я прошу меня не ругать. Мне очень ее недостает у многих, кого я слышу сегодня. И еще добавьте сюда кристальную дикцию, то, на чем я просто свихнут в своих оперных пристрастиях. Драбович действительно пел практически без акцента, и даже с преувеличенной старательной отчетливостью (наверно, это и показалось Кролику «странной фразировкой»). На сцене сделали из него противного фата и напомаженного щеголя, наверное для того, чтобы показать, что Татьяна влюбилась не в конкретного Онегина, пустейшего модника и т.п., а в выдуманный образ. И поэтому контраст между благородством вокала и этим дурацким обликом был особенно разителен. И темперамент! Не темперамент Дель Монако, о которого можно спички зажигать, а сдержанный, эдакий тлеющий огонь. Как и положено, вспыхнувший к финалу. Ах, какой финал! При том, что опять все по стандарту - прибежал, головушку повесил, потом обнял-таки Татьянины колени, как желал, на стуле посидел, поникнув, а потом ка-а-а-ак вскочит с него, подбородок вздернув, как будто его ударили: «Оставить? Как? Вас оставить?!!!» Шикарно просто, море драйва.
Хороша была няня - красивый, полный голос и очень приятная фразировка. У Лариной тоже голос хороший, но жалко, что вся это филигрань в начальном квартете показалась мне смазанной, потому что половина дам старательно «вокализировала» и пела «красивое легато» там, где я лично привык к прелестному пению по слогам («Привычка свыше нам дана, замена счастию она»), ну, это мои проблемы, естественно, клавира у меня нет, может, там какое портаменто выписано, не знаю, просто я почему-то очень эту фразочку люблю. Умиляли титры. Поют: «Стали звать Акулькой прежнюю Селину». Титры: «No more romantic heroines». И роскошный Гремин!! Ну просто супер, даже гримеры его не испортили - красивый, величественный, пел почти без акцента (от чего это все-таки зависит? Почему одни могут, а другие нет? Ну ладно, Драбович поляк, но Олсен-то норвежец, Мадиэль, может, объясните?) и очень «правильно» в смысле музыки, основательно так, и нигде не давился. Зашибись. Я два раза арию послушал.
Остальное было довольно серо. Ленский скорее драм. тенор и пел громко и грубо, и, похоже, думал, что «Куда-куда» - это что-то вроде «O tu che in seno agli angeli» из «Форцы». Ольга гудела, вихлялась и голосом, и всем остальным, и демонстрировала все радости ВиМРЯ (великого и могучего русского языка): «Влядимир, это срано» (честное слово! Всегда думал, что это анекдот, не тут-то было). В оркестре было ни то ни се - квадратно-гнездовой какой-то дирижер, скорее аккомпаниатор, да и то посредственный - расползались действительно. Трике пел куплеты по-французски и второй куплет пел почти точно в синкопу с оркестром. Почему не бывает так, чтобы все было хорошо?! Жалко. Спасибо Прокиной и Драбовичу. А также всем, кто сумел дочитать это до конца.

Отредактировано Sydney (2006-03-31 00:07:26)